Преданный идее

В период перестройки в СССР модно было говорить о «белых пятнах» в истории, которые не обходимо «закрасить». За пробежавшие с тех пор два десятилетия многие из них действительно исчезли. Однако, на их месте стремительно появились новые. Для широких кругов общественности как выпадали из нашей истории известные имена, так и выпадают. Раньше – одни, сегодня – другие. Вот, скажем, Степняк-Кравчинский — имя прочно забытое. В советский период его жизнедеятельность изучалась, книги издавались.

А сегодня… даже 160-летие со Дня его рождения два года назад прошло в Украине практически незамеченным. Останови на улице сто человек и спроси «кто такой Степняк-Кравчинский», сколько правильных ответов последует?

« …Правительство вложило нам в руки кинжал и револьвер»

Между тем этот революционер, публицист и писатель оставил весьма яркий след в украинской и мировой истории…

Сергей Кравчинский (псевдоним С. Степняк) родился в 1851 году в селе Новый Стародуб Херсонской губернии (ныне — Кировоградская область). Это пример человека из «высшего общества», пошедшего в народ. Выходец из дворянской среды, сын главного врача военного госпиталя, военное образование, полученное в Москве и Петербурге … Для таких, как он, в империи существовала «зеленая улица». Казалось бы, мог спокойно шагать себе по ней, делать карьеру. Однако, что-то мешало… Получив звание подпоручика, прослужил лишь год и ушёл в отставку. Служащая царю армия противоречила его воззрениям. Поступил на агрономический факультет Санкт-Петербургского лесного института. Но вместо сельского хозяйства заинтересовался революционными идеями, вступил в кружок народников-«чайковцев». Оставил учебу, одним из первых в Российской империи начал ходить по деревням и пропагандировать среди крестьян идеи социализма.

«Мы — социалисты. Цель наша — разрушение существующего экономического строя, уничтожение экономического неравенства, составляющего, по нашему убеждению, корень всех страданий человечества».

(С. Степняк-Кравчинский, «Смерть за смерть»).

Был арестован, бежал. Так в двадцать два года он стал профессиональным революционером. Затем – эмиграция (Швейцария, Италия, Англия…). Искал применение своим силам и умениям в новых условиях. Работа в народнических изданиях, написание сказок с популяризацией социалистических идей.

Его неудержимо влекло к бунту.В России раздуть пожар революции не удалось и сигналом к действию были известия о восстаниях в других странах. В 1875 году участвовал в Герцеговинском восстании против турецкого господства, через два года - в восстании сторонников Бакунина в Италии, в провинции Беневенто. Здесь его арестовали, девять месяцев тюрьмы, ожидания суда, перспектива быть приговоренным к смертной казни, но…умер итальянский король, а пришедший на его место объявил амнистию.

Кравчинский вернулся в Россию, встал в ряды народнической организации «Земля и Воля», редактировал ее газету. Теперь он был убежденным глашатаем террора и в 1878 году в центре Петербурга посреди бела дня убил кинжалом-стилетом шефа жандармов генерал-адъютанта Н. Мезенцова. При этом умудрился избежать встречи с полицией. В памфлете «Смерть за смерть» террорист детально объяснил свои действия «цинической игрой десятками и сотнями человеческих жизней» — репрессиями властей против народников. «Убийство – вещь ужасная. Только в минуту сильнейшего аффекта, доходящего до потери самосознания, человек, не будучи извергом и выродком человечества, может лишить жизни себе подобного… нас, социалистов… посвятивших себя делу освобождения страждущих…русское правительство довело до того, что мы решаемся на целый ряд убийств, возводим их в систему».

Спустя годы, революционер поменял свою точку зрения на терроризм и написал в одной из своих книг: «Русское революционное движение переживает важный перелом в своем развитии. Начав с террора, оно теперь вступило в период, который можно назвать повстанческим, и отказалось от таких средств борьбы, как террористические акты… Главная цель русских революционеров – восстание…».

Отточенное слово

Над Сергеем Кравчинским снова нависли тучи смертной казни, и он был вынужден бежать за границу. Скитался по разным странам, потому что царское правительство требовало его экстрадиции. В Россию он больше не вернулся.

Митинги, лекции, редактирование журнала, сделал первый перевод на русский романа «Спартак» Джованьоли. Среди его друзей и знакомых — Фридрих Энгельс, английский парламентарий Дж. Браун, поэт, социалист Уильям Моррис, немецкий социал-демократ Эдуард Бернштейн, итальянский анархо-коммунист Эррико Малатеста, известные российские политэмигранты Павел Лавров, Петр Ткачев, Михаил Бакунин и ряд других завсегдатаев европейских социалистических коридоров.

Революционная тропа привела Кравчинского в публицистику и в литературу. Его новым кинжалом стало отточенное слово. Он пишет книги на итальянском и английском. Зная, что тогда на Западе был большой интерес к огромной и таинственной России, Кравчинский говорил с европейским читателем о ее прошлом и настоящем, и особенно о «другой России» — подпольной, о революционном движении, поразившим «даже врагов своею безграничною способностью к самопожертвованию». Это и исторические исследования автора, и еголичные переживания как участника борьбы, не понаслышке знающего особенности революционных будней. «Подпольная Россия», «Россия под властью царей», «Русская грозовая туча»,«Русское крестьянство, его экономическое положение, общественная жизнь и религия»,«Царь-чурбан и царь-цапля»…В центре внимания публициста – деспотичная машина самодержавия, тюрьмы, суды, каторги и революционеры с хладнокровной отвагой, которых поражения только закаляют, делает настойчивее и непреклоннее. И все это на фоне свойственного для народников идеалистического представления об историческом процессе, мифологизации российской крестьянской общины как основы для социалистического переустройства общества.

«Перед нами государство и его правительство, называющее себя национальным, патриотическим, но оно неуклонно, из года в год совершает то, что мог бы совершать лишь самый варварский завоеватель в припадке дикой ярости и безумного фанатизма… ».

(С. Степняк-Кравчинский, «Россия под властью царей»).

Писателю важно было, чтобы в Европе сформировалось негативное мнение о самодержавии и позитивное о российских революционерах. Он прекрасно понимал, что на власти империи «большее впечатление производит европейская молва, чем вопли всей России от Белого до Черного моря». И называл это проявлением рабской натуры: «их жестокость вызвана трусостью; беспощадные к слабым, они низки и робки перед сильными». Посему сочувствие народов других стран к российскому освободительному движению «оказывает на наш народ не менее сильное моральное воздействие, чем выступления внутренней оппозиции».

«Восторженные друзья человечества»

Особенностью основных документальных трудов Кравчинского является их «безжанровость» — исторические экскурсы переплетаются с художественными зарисовками, факты обрамляются красноречивыми авторскими эмоциями и образностью. Вот, скажем, пассаж о применяемом в царских тюрьмах перестукивании: «С помощью этого слухового языка сотни умных и тонко чувствующих людей, оставаясь невидимыми и навсегда разделенными,беседуют друг с другом, обмениваясь своими мыслями. Лишенные неумолимой жестокостью тюремщиков человеческого общества… осужденные жить и страдать в полном безмолвии, подобном безмолвию смерти, они обращаются к окружающим их стенам, немым свидетелям их одиночества, сообщают им свои думы, делятся своим горем. Камни и железо более отзывчивы и милосердны, нежели люди…».

Позднее к публицистическо — художественным книгам присоединились и собственно художественные: повести «Домик на Волге», «Штундист Павел Руденко», роман «Андрей Кожухов» и другие. Хотя писатель и осознавал сложности подобного перевоплощения: «Выступить сначала политическим писателем, а потом романистом… это все равно, что явиться в двух разных ролях в одной и той же пьесе: зрителю весьма будет трудно отрешиться от впечатления, полученного от первой роли, в то время как он будет смотреть исполнение второй».

«Андрей Кожухов» — главное художественное произведение автора — сначала вышел на английском и назывался «Карьера нигилиста». В его редактировании помогали дочь Маркса Элеонора Эвелинг и ее муж Эдуард. Роман передает картину революционной борьбы 70-х годов ХIХ века, его герои — собирательные образы бесстрашных революционеров. Очевидно, он во многом автобиографичен. Своей целью писатель называл желание «представить «сердечную и душевную сущность этих восторженных друзей человечества, у которых преданность своему делу достигла степени высокого религиозного экстаза, не будучи сама по себе религией». В то же время «друзям человечества» присущи и обычные человеческие радости, которые они стараются получать, не сходя с революционного пути.

После перевода на русский книги Сергея Михайловича стали настольными для многих молодых людей и привели их в революцию. Они также издавались на множестве других языков, вызвали позитивные отклики таких корифеев мира литературы как Марк Твен, Альфонс Доде, Иван Тургенев, Эмиль Золя, Лев Толстой… Известно, что для Марины Цветаевой в юности Андрей Кожухов был любимым литературным героем.

Более всего в Кравчинском и в персонажах его произведений впечатляет такая себе их инопланетность для нашей сегодняшней политической сцены. Да, у автора присутствует и определенная идеализация своих героев. Отдельная песня — ошибочность многих идеологем, на которые опирались народники, жуткость террористических методов борьбы. Но то, что устремленностью революционеров была борьба не за наполнение своего кошелька, а заулучшение жизни народа – историческая правда. А о ком из сегодняшних украинских высокопоставленных чиновников и политдеятелей можно сказать подобное?

«Революционер ищет счастья других, принося ему в жертву свое собственное. Его идеал – жизнь, полная страданий, и смерть мученика».

(С. Степняк-Кравчинский, «Подпольная Россия»).

Своей зажигательной революционной энергией писатель не мог не заряжать пристальное внимание общественности к своей персоне. Вполне возможно, он послужил прототипом героев нескольких известных произведений. Степняк тесно сотрудничал с писательницей Лили Буль (Этель Лилиан Войнич), автором знаменитого «Овода», на котором выросло несколько поколений советских людей. Роман издавался миллионными тиражами, а имя «Артур» приобрело популярность. По свидетельствам современников Лили Буль любила Кравчинского (но он был женат на соратнице по революционному делу Фанни Личкус) и, вероятно, именно он стал прототипом Овода. Или, как минимум, оказал серьезное влияние на ее творчество. Также, по мнению ряда исследователей, революционер — один из прототипов анархиста Суварина из романа «Жерминаль» Эмиля Золя.

В 1895 году, в сорок четыре года, в расцвете творческих сил Кравчинский погиб. Не от пули царских опричников, не от каторги, не от виселицы. Нелепо. В Лондоне он переходил полотно железной дороги, задумался и попал под поезд…

Злодей или герой?

Народничество – сложное неоднозначное явление в истории Российской империи. И в его оценке среди историков, литераторов и «простых граждан» наблюдаются полярные суждения. Для одних — это шайка террористов-злодеев, помешавших созданию при Александре II правового государства в России. И размышления о том, что «благими намерениями вымощена дорога в ад». Для других – это бескорыстные герои, самоотверженно сражавшиеся за освобождение народа от гнета и нищеты.

Вот и Кравчинский многих размышляющих о его жизненных позициях отталкивает, а многих притягивает. В любом случае – это масштабная неординарная личность, достойная того, чтобы не стирали, словно мел со школьной доски, его имя с карты истории Украины…

Александр Кумбарг.