«У меня лучшую подружку убили» — говорят донецкие дети, пережившие обстрелы и авиаудары

Два корпуса общежития Донецкого университета заняты беженцами. Некоторые приехали из поселков и маленьких городков, которые оказались в зоне боевых действий. А некоторые — из других районов города, где тоже идет война. Детей много. Они пытаются играть, общаться, бегать. Но время от времени отходят, садятся в сторонке и глубоко задумываются, уронив голову на колени. Как будто оцепенели.

Спецпроект «Дети войны».

Вова, 12 лет

Война для Вовы началась в Одессе, в детском лагере: «Там было много военных почему-то. Я сначала думал, что это наши, а потом понял, что «укропы», и очень сильно напрягся».

— Почему «укропы», Вова? Ты же сам украинец, ты родился в этой стране…
— Украинцы — это бандера. А я русский, я ДНР.

Вернувшись в Донецк, он попал под обстрел. Дом их находится в районе аэропорта, практически на поле боя. «У нас там дэнээр сидел. С нашей стороны по аэропорту стреляют, а те на нас ответку дают». Ответным минометным огнем пробило крышу, взрывной волной вышибло стекла в окнах. «Они по посадкам целят, где ДНР прячется. А попадают все время в нас».

Школу, где он учится, тоже обстреляли. «Всего два раза», — говорит Вова. Относительно спокойное место.
Когда вырастет, Вова хочет стать военным: «Хочу за ДНР воевать».
— А ты готов стрелять в людей?
— Смотря в кого. В некоторых готов.

Даша, 5 лет

У Даши тик. После обстрела она стала дергать носиком от испуга. С тех пор прошло два с половиной месяца, а она все еще боится.

Так здесь у многих. Некоторые перестали говорить, едва научившись. Настя, которая живет в том же корпусе, что и Даша, заикается.

— Настя, когда это у тебя началось?

— Когда надо мной разорвалась мина.

Алена, 13 лет

Алена жила в поселке Пески, недалеко от военного завода. Это место подверглось бомбежкам одним из первых. «Раз после бомбежки я видела страшный сон. Приснилось, что маму забрали в ополчение медсестрой и я осталась одна. Очень страшно без мамы, без мамы я не могу».

— Алена, а кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

— В детстве была мечта стать ветеринаром. Но я боюсь крови, очень боюсь. С этой войной я вообще не знаю, кем смогу стать…

— Не было мысли уехать в Россию?

— Была. Уже собрались, но стали сильно бомбить, и мы решили подождать. Ждали-ждали, ну и остались. Мама сказала: кому мы нужны в этой России, что мы там будем делать? Это правда. Тут я хотя бы кого-то знаю.

Настя, 11 лет

«У меня подружку убили, лучшую. Они ехали на машине. Выбежала диверсионная группа из посадки, начали стрелять и Саше попали в голову. Она прикрывала младшего брата, которому тогда было два месяца. Когда мне сказали, я спрашиваю: как так? А вот так. Ее прооперировали, она пролежала в коме всю ночь, и под утро ее не стало».

«Когда бомбили, убежища не было, был подвал, я целые сутки там просидела. Кругом мыши, крысы, холодно. У нас четырехэтажные дома, я все время думала только о том, что вот сейчас попадут и весь дом завалится на меня. Спать боялась, не хотела, чтобы во сне накрыло. Но потом так извелась, что уснула».

Лиза, 8 лет

«Вот мы сейчас сидим с вами, а бабушку там бомбят». Там — это в Шахтерске. Все лето Лиза провела в подвалах, прячась от бомбежек. Дом ее разрушило авиаударом, дома теперь нет. Семья уехала, в Шахтерске осталась только бабушка, которая наотрез отказалась бросать свою квартиру.

— Лиза, есть у тебя мечта?

— Есть. Чтоб война закончилась.

— А раньше о чем мечтала, до войны?

— Чтобы мама планшет купила.

— Купила?

— Да. Теперь пусть перестанут стрелять, и все будет у нас хорошо.

Ян Шенкман, Максим Громов, Владимир Телегин (фото)
Новая газета