суббота, 12 сентября 2015 г.

Заметка от военкора Анны Долгаревой.

"Истории ополченцев. Андрей "Сталкер".
— Сначала еще нам не было большой угрозы. Я собирался в Славянск ехать, но сказали, что у нас, в Северодонецке, тоже будет весело. И я остался. Потом и у нас добровольцы начали организовываться. Оружия тогда не было. Вообще ничего не было. Первое оружие мы получили после захвата СБУ в Луганске: пять автоматов и один ручной пулемет на весь город. На блокпостах стояли — по две единицы оружия, остальные с палками, дымовыми шашками, коктейлями «Молотова», самодельной взрывчаткой из селитры. Думали, что удастся хоть как-то их задержать.

Не получилось. 22 июля прошлого года — мне как раз исполнилось сорок лет — мы стояли на блокпосту, к нам приехали, передали приказ всем срочно сняться с блокпоста и отправиться на штаб. Мы приехали, нам сказали: срочно собираем вещи и уезжаем в Стаханов.

Мы же все добровольцами были. Не было никакого устава. Люди, которые хотели продолжать борьбу, уехали. Некоторые остались. Кто-то стал заниматься своими делами. Кто-то погиб.

Приехали. Нам поступил приказ занимать оборону в Первомайске. Мы все — северодонецкие, города совершенно не знали. Обстановку изучали по ходу действия.

Ходили, осматривали. Тут по рации сообщают: в город танки пытаются прорваться. Мы на них побежали. Я выскакиваю, а на меня танк прет. Я по нему один раз из «Мухи» выстрелил и побежал назад, своих звать. У меня против брони больше ничего тяжелого не было, а «Муха» одноразовая. Стали стрелять им вдогонку. Ну, в основном они ушли. С ними была еще грузинская пехота, так те вообще не вышли из машин. Стояли, ждали, пока техника пройдет. Вообще, по правилам ведения боя технику должна прикрывать пехота. Но пехота не пошла.

Я даже не думал тогда ни о чем. Увидел, стрельнул — и тикать. Мало ли, сейчас повернется ко мне, начнет расстреливать. Оно мне надо?

А дальше уже Первомайск утюжили из минометов, из артиллерии. Вы же видели, там много домов побитых.

Был такой случай, после очередного артобстрела. Я шел по улице, а меня позвали в подвал. Там бабушка была раненая в спину и ребенок, которому рассекло губу осколком. Пареньку лет шесть было, может, пять. Я вызвал наших медиков, пока они ехал, уколы обезболивающего сделал.

В принципе-то у меня эмоций как таковых не присутствует. Как в этом бессмертном произведении Ильфа и Петрова: «Янычары не знали жалости ни к детям, ни к женщинам». Как-то нету жалости. Не знаю, почему. Может, я сам себя так настроил. А тут…

Нет, тут дело не в жалости. Я просто делал то, что должен был делать. Это просто долг. Само собой разумеющееся. Каждый человек должен так поступать.

Раньше, до войны, я очень сентиментальный был. Не знаю даже, в какой момент это перегорело. Может быть, после Дьяково. Нас тогда завели в засаду. Попали под перекрестный огонь: с одной стороны наши стреляют, с другой не наши. Вот там у меня все чувства и пропали. И страх тоже пропал. Говорят — все люди боятся. Не знаю. Может, подсознательно что-то и есть, но так страха не испытывают. Меня люди дураком называют, говорят, что у каждого человека должен быть страх… Не знаю.


Комментариев нет:

Отправить комментарий

Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.